Все люди, как книги, и мы их читаем,
Кого-то за месяц, кого-то за два.
Кого-то спустя лишь года понимаем,
Кого-то прочесть не дано никогда.
(с) М.Жванецкий
Современный мир диктует правила всему. Как одеваться — что модно, а что нет, чем питаться — полезен ли данный продукт в данный момент времени или нет, что читать — моден ли автор, стоит ли на него тратить крупицы драгоценного времени, или можно оставить его без внимания.
Однако, есть то, что делает мир константой и тем гештальтом, образующим целостный образ читающей России. Это любовь к вдумчивой, интересной, созидательной, по своему модной литературе.
Одним из таких авторов, из-под пера которого, выходят строки, складывающиеся в увлекательные приключения, для многомиллионной армии читающего мира стали книги Татьяны Устиновой.
В рамках Международного книжного салона жители и гости Санкт-Петербурга смогли воочию наблюдать писательницу, презентующую с главной сцены свой новый роман «Чудны дела твои. Господи», а самые стойкие смогли получить автограф Татьяны Витальевны под чарующие звуки в исполнении Вокального ансамбля солистов «Рождество».
Нам удалось пообщаться с Татьяной Устиновой и задать ей несколько вопросов.
Любите ли Вы посещать книжные салоны? С Вашей точки зрения они год за годом становятся лучше или наоборот менее интересными?
Посещать книжные салоны я очень люблю, для меня это отдельное удовольствие, причем, где бы они ни проходили: в Лондоне, во Франкфурте, в Санкт-Петербурге или в Киеве. Кстати в Киеве я очень любила бывать на книжных выставках и теперь сожалею, что все это для нас закончилось. Хотя мои киевские партнеры говорят о том, что продажи электронных русскоязычных книг, что удивительно, в настоящий момент в Украине возросли в разы. Скорее всего, бумажные книги там перестали продавать из политических соображений, но я хочу сказать, что несмотря ни на что, русскоязычных авторов в Украине как читали, так и читают.
Большое впечатление на меня произвела совершенно прекрасная книжная выставка в Петропавловске-Камчатском, хотя книг там было мало. Возможно, это связано с тем, что в этот регион книги далеко возить, а сами печатать они не могут.
И если рассуждать о том, лучше или хуже становятся книжные выставки, то тут мне достаточно сложно ответить однозначно, потому что год на год никогда не приходится. Я помню выставку, которая была в 2013 году на ВДНХ. Это была международная Московская книжная ярмарка, поблизости от нее разобрали метро и закрыли все станции, раскопали дороги, разрыли канавы, к тому же в этот день стеной шел проливной дождь, однако, несмотря на все это, на ярмарке было «не продохнуться» от издателей, читателей и просто гостей.
Если говорить о книжной выставке во Франкфурте-на-Майне, то она не просто огромная, это целый мир. Когда туда приезжаешь, то тебя берет изумление от того, что в мире так много места для книг, и так много людей ими занимается. Причем занимается профессионально, не только пишет и читает, но и продает, продвигает, украшает, придумывает обложки, переводит, пишет по ним сценарии, снимает фильмы… Это не то, чтобы индустрия – это часть огромного и прекрасного мира. Поэтому я выставки очень люблю и всегда на них бываю.
К каким частям своего произведения Вы приступаете с большим энтузиазмом?
Вы знаете, всегда очень легко пишутся начало и финал. Первая треть книжки, в принципе, как и последняя четверть, даются достаточно просто. И самая тяжелая часть для писателя, это, конечно, середина, ведь именно тогда и начинается самостоятельная жизнь героев. Ближе к концу автор про них уже гораздо больше знает, нежели в начале – отсюда простота написания финала. Начало тоже прорабатывается достаточно легко, потому что все только затевается, ты только начинаешь придумывать этих персонажей, и они еще не зажили своей жизнью. Ты, как хочешь, так и месишь тесто, из которого потом будет состоять роман. Это потом герои становятся тяжелыми, делают, что хотят, не слушаются, и писать становится трудно.
рассуждая о технической стороне дела, то очень тяжело описывать эротические сцены. Я сейчас это говорю без всякого юмора и иронии. Это же относится и к так называемым «боевым» сценам, где есть погони, стрельба, идет охота за героем или преступником. Это связано с тем, что в эротических и боевых моментах абсолютно никому не интересна техника дела. Ее все знают. Здесь как-то нужно описывать те эмоции, которые испытывают персонажи. А у всех героев в разных ситуациях свой подход и к любви, и смерти. Они все испытывают абсолютно разные эмоции. И надо сделать так, чтобы в итоге не скатиться в подростковую пошлость, которую я, к слову, терпеть не могу и никогда к ней не прибегаю, хотя это самое простое. «Его смуглая рука потянулась к ее нежному животу, внутри которого что-то мелко дрожало от вожделения» – это написать так просто и так пошло. Это все можно сделать за 20 минут. Поэтому я пишу такие сцены долго, трудно, нудно и без трепетной руки и дрожи в животе.
Какую часть времени, если брать от начала задумки произведения до финальной точки, Вы проводите в полевых работах и исследованиях?
Долго…
Если взять за 100%, то сколько примерно?
Процентов 90. Как писали Стругацкие, это так называемая «Суета вокруг дивана». Если я пишу о Нижнем Новгороде, то мне обязательно нужна его карта, далее я изучаю историю театра Нижнего Новгорода, затем, раз в книге упоминается, что на открытии пел Шаляпин, то я должна понять, как он туда попал. После, мне надо изучить, как утроено здание, для чего в итоге я еду в сам Нижний Новгород, и это все чистая правда.
Например, книжка «100 лет пути», где часть действий происходит в 1906 году, отняла у меня по ощущениям просто 5 лет жизни. В связи с тем, что у меня нет исторического образования, я для изучения темы просила помощи у людей из аналитического управления Государственной думы, а также из Исторического общества. Тогда мне привезли домой целый курган книг. У меня в кабинете было так много книг, и не подготовленному человеку читать их было очень сложно. Это и история кадетской партии России, и биография Милюкова, Пуришкевича, и а также описания действий большевиков и трудовиков в государственной думе. Все это были отдельные источники, которые предстояло прочитать, чтобы не написать ерунды. После того, как ты все это прочитал, когда все это уложилось или не уложилось в голове, сам процесс сидения за текстом занимает, в общем, недолго – месяца два-три.
Начало Вашего писательского пути нельзя было назвать тернистым. А если бы случилось иначе, стали бы стучаться в закрытые двери?
Да, стала бы. Я ведь телец по гороскопу. И если я уже к кому-то привязалась, то отстать уже не могу. Это знает вся моя семья и ближний круг людей, который со мной работают. Если я что-то взяла себе в голову, это потом трудно как-то оттуда высадить. Поэтому я точно знаю, что билась бы.
А о чем бы никогда не решились бы написать? Есть писательское табу?
Конечно. Если говорить о технических деталях, то я никогда не стану писать о расчленении трупов. Также никогда не буду писать о наркоманах, проститутках, и не потому, что я живу в каком-то идеальном мире, в котором всех этих явлений не существует, а просто потому, что, как говорит мой муж, не хочу увеличивать энтропию. Я считаю, что это тяжкий грех и не понимаю людей искусства, которые занимаются навязчивой идеей увеличения этой самой энтропии, т.е. объяснением зрителям, читателям и слушателям, что наша жизнь не идеальна, и мы все умрем. Вообще для того, чтобы иметь на все это право, нужно через что-то пройти, через болезни, пороки, и в итоге победить их. Рассуждать поверхностно об этом человеку взрослому стыдно. Это 14-летний человек может рассуждать о чем угодно, будь то самоубийство, конечность жизни или бренность бытия. Человек, уже поживший, на мой взгляд, этого делать не может. На это имеет право только гений, а любой гений изначально знает, что он гений, он уже рождается с этим знанием. Я точно знаю, что я не гений, поэтому никогда об этом не возьмусь писать.
Как обстоят дела со стихами в Вашем творчестве. В одной из телевизионных передач Вы сказали, что пишете их «в стол», впрочем, как и эротические романы
Эротические романы, которые я пишу «в стол» были, есть и будут в моей жизни всегда, но их никто и никогда не увидит, равно, как и стихов. Я никогда не буду всего этого издавать. Но я их «пописываю».
Почему Вы их не будете публиковать?
Да потому, что они плохие. Это графоманские, плохие, дурацкие стихи, не имеющие никакого отношения к поэзии. Я хорошо рифмую и точно знаю, что стихи – это не зарифмованные мысли. Я «с места в карьер» могу сколько угодно рифмовать.
А зарифмуйте что-нибудь сейчас для нас?
Мы приехали сюда, в Питере течет вода.
Словно мы не навсегда прилетели, как звезда.
Будем интервью давать, а потом мы будем гнать,
По дороге будем ехать, словно лошади бежать…
И так можно до бесконечности, хотя, я могу и более лирично рифмовать.
Есть ли какое-то знаковое место в мире, которое ценно для Вас, как для писателя?
Байкал. Я прекрасно помню, как стояла на палубе кораблика, который шел по озеру. Я смотрела в машинное отделение, там что-то крутилось, и в эту самую минуту я придумала роман целиком, от начала и до конца, от первого до последнего, весь. Он называется «На одном дыхании».
Как Вы относитесь к так называемым писателя однодневкам, которые, будучи известными в другой какой-то области, пишут книги?
Очень хорошо отношусь, пусть пишут. На самом деле писательский труд – это ужасно трудная и нудная работа, бесконечно требующая усилий, какого-то сидения и копания в себе, извлечения чего-то из себя, бесконечного подсматривания и подглядывания за окружающими. Это тяжелая и подчас неблагодарная работа. Одну книжку, мне кажется, может написать каждый человек, а вот дальше труднее. Поэтому, если кто-то находит в себе силы взять и написать книгу, то, конечно, пусть пишет. А если ее читают, то это вообще прекрасно.
А если предположить, что Вы стали персонажем своей собственной книги, то, что это была бы за книга, и какой персонаж?
Я стала бы Маней Поливаной.
Если же говорить о тех, кого бы я хотела сыграть, не привязываясь к своим романам, то это была бы Беатрис Поттер, детская писательница, жившая еще в викторианскую эпоху. Ей бы я стала и с удовольствием ее бы сыграла.
Есть ли у Вас фобии?
Очень много
Чего больше всего боитесь?
Высоты
В какой части квартиры Вас можно застать чаще всего, если нагрянуть к Вам в гости неожиданно?
В кабинете. Я там живу (смеется). Спать я не люблю, потому что у меня бессонница. Поэтому в кабинете или же на кухне. Я либо работаю за компьютером, либо готовлю еду для своей многочисленной семьи, которая день и ночь хочет вкусно поесть. Поэтому я, вываливаясь из-за компьютера, попадаю прямо на кухню к плите, где и кошеварю.
Рецепт от Татьяны Устиновой
Мне приходит в голову «Спритц». Для приготовления нужно взять треть бутылки белого сухого вина, треть сельтерской газированной воды, 2 столовых ложки вишневого сиропа, полстакана мартини, и все смешать. Добавить льда, можно мяты и замороженной вишни. Это так вкусно пить, особенно, когда стоит жара. Этим так прекрасно запивать белую рыбу, запеченную в фольге или, например, утиную ножку, пожаренную на сковородке в пряностях. Этим вкусно запивать даже котлеты.
Беседовала — Евгения Морогина
Фото — Александра Орлова
