Андрея Геласимова представлять читающему Петербургу совершенно не требуется! Его книги давно полюбились и заняли почетное место на полках современного думающего человека.
Став в 2009 году обладателем премии «Национальный бестселлер», писатель ни на секунду не останавливается на достигнутом и вот, сегодня он презентует свою новую книгу «Холод», рассказывающую историю выживания героя, который оказался заложником в терпящем бедствие городе…
Нам удалось пообщаться с Андреем Валерьевичем во время его визита в Санкт-Петербург.
— Традиционный вопрос, расскажите о своем новом произведении «Холод».
Действие романа происходит на крайнем севере. В городе, куда прибывает главный герой, внезапно отключилось тепло и электричество. И вот мой герой достаточно успешный человек, который потерял веру, ему ничего неинтересно, в состоянии такого внутреннего холода оказывается сам в -50 в городе, который терпит бедствие. Я, кстати, впервые в своей жизни работаю с отрицательным персонажем в главной роли. Мой герой негативный, неприятный человек, и, я думаю, читателю будет очень интересно наблюдать, как он будет трансформироваться в критической ситуации.
— Эта книга больше для мужчин или женщин?
«Холод» – это роман мужской, я не думаю, что он будет сильно интересен женщинам. Хотя, как знать, может, женщинам в моем романе будет интересно посмотреть, как мужчина превращает свою жизнь без них в ад, увидеть, что такое мужчина в отсутствии женщины и, возможно они задумаются о том, как можно приручить это отдельное, дико пасущееся животное.
— Как Вы считаете, если брать современного героя в классических произведениях и современных, изменился ли он, его принципы?
Мне кажется, что генетическая преемственность, без сомнения, существует. Если мы посмотрим на моего героя романа «Холод», то у него есть немного от Печорина. Это так называемые «лишние люди», он циничен, его можно назвать ни во что не верящим атеистом вне морали. В то же время в нем присутствует много «Байронического». Я бы даже сказал, что он в какой-то степени романтический персонаж эпохи романтизма, которых в сове время придумал Байрон.
— Вашей первой премией была премия Аполлона Григорьева, на текущий момент Вы обладатель премии «Национальный бестселлер»? Чувства, которые Вы испытывали тогда и сейчас они похожи?
Первые ощущения заменить уже ничем нельзя. Потому что первая премия – это такой сюрприз, ведь, когда ты дебютант, молодой и никому не известный автор, получить премию за свой труд большое счастье. С другой стороны, когда ты «с именем», на тебе лежит большая ответственность. Предполагается, что от тебя ждут определенного результата. Написав книгу, ты, как минимум, должен оказаться в шорт-листе, а лучше, чтобы ты получил какую-нибудь хорошую премию. И эта ответственность, признаюсь, немного давит, но я с этим справляюсь. Сейчас премия «Национальный бестселлер» является моей самой любимой, потому что она Питерская, а я обожаю этот город.
— Однажды вы говорили, что на ваше творчество оказал влияние Хэмингуэй. Чем он Вам близок?
Я, читая Хэмингуэя, и впоследствии анализируя его тексты со своими студентами, всегда обращал внимание, каким образом за счет очень малых и лаконичных средств, он создавал крупный и высокохудожественный образ. Он выстраивал пространство, используя сравнительно небольшие синтаксические средства. Позже это назвали принципом «айсберга» или более научно суггестивностью, т.е. то, что предполагается, а не проговаривается. И вот этот принцип смысла между строк я и использовал в своей повести «Жажда».
— Ваши книги переведены на несколько десятков языков. Надо ли было адаптировать произведения под иностранного читателя?
Нет. Дело в том, что я сам лингвист и переводчик, поэтому я всегда стараюсь писать так, чтобы при переводе было нетрудно, написав простые фразы, передать суть и смысл. Мне хотелось за счет простых минимальных средств и предложений передать непростые смыслы с максимальной информацией. Вот этому, кстати, и научил меня Хэмингуэй. Если обратиться к моей ранней прозе, то она как раз состояла из очень простых фраз, например, моя повесть «Жажда».
— А как в таком случае быть с шутками в романе? Они ведь будут непонятны иностранному читателю
Например, моя французская переводчица призналась мне, что, когда она переводила «Жажду», она просила своих детей, которые тогда были студентами парижского университета, подобрать подходящие по смыслу выражения. Таким образом, во французском тексте мои герои шутят примерно так же, как и в русском, но я не могу об этом точно судить потому, что не читаю по-французски.
— В чем Вы видите формулу своего успеха?
Мне кажется, что у меня ее нет. Когда я говорю «успех», я предполагаю, что человек может себе позволить купить замок в Швейцарии. Я не могу (смеется). В принципе надо определиться, что такое успех. Если говорить о жизненном успехе писателя, то тогда он выражается в определенных суммах гонораров. Успешный автор – это тот, который успешен, является селебрити и продает большие тиражи. Если говорить об успехе текстов, то тут совсем другое дело. Я нацелен именно на успех текстов. Успешный текст характеризуется ситуацией, когда Вы приезжаете в какую-нибудь страну, в Австрию, например, и во время встречи, встает какая-то женщина и говорит: «Вы знаете, мы ходим в Венскую национальную библиотеку, читаем Ваши книги, только их взять невозможно, потому что на них очередь». И в этот момент Сергей Иванович Чупринин, главный редактор журнала «Знамя» сидит рядом со мной и говорит: «Ого». И в этот момент я понимаю: «Это успех текста». И мне это нравится, не меньше, чем замок в Швейцарии.
— Пишете ли Вы рецензии на новые книги, читаете ли книги молодых авторов?
Молодые авторы часто присылают мне разные рукописи. Я считаю себя обязанным читать их и заниматься поисками новых молодых дарований. Молодежь надо обязательно вычитывать. Из них идет наша смена. Бывает, что находятся очень интересные авторы. Например, я с удовольствием лет 7 или 8 назад обратил внимание членов жюри конкурса молодых авторов «Дебют» на молодого дебютанта Александра Снегирева. Теперь он, кстати, заметный автор. И я считаю, это и своей победой тоже.
— Как Вы относитесь к рецензиям на свои произведения?
Я считаю, что неправильно не прислушиваться к критике. Другое дело, если критик ненавидит какого-то конкретного автора, его критика будет «личностно ангажированной». Но если человек со вниманием относится к автору, любит его, то его рецензии будут уместны и необходимы, хотя на самом деле это уже будет не критика, а редакторская работа. Я к редакторам отношусь очень хорошо, они так сказать «кладут свою жизнь на алтарь искусства», причем оставаясь в тени.
— К какому бы литературному жанру Вы бы себя отнесли?
Наверное, драма с элементами комедии. Такая драмеди (смеется)
Над материалом работала — Евгения Морогина
Фото — интернет-журнал «Умный город» Якутия
