Жители Петербурга ждали лето не только из-за возможности принимать солнечные ванны и ездить на дачу — в городе мостов и дождей скоро возобновят показ всеми любимого мюзикла «Бал вампиров». Мы побеседовали с человеком, отлично знающим этот мюзикл, — с артистом театра Музыкальной комедии, исполнителем роли графа фон Кролока и Герберта, одним из основателей проекта «СЛАВные зарисовки…», Ростиславом Колпаковым. Артист, который не любит творческого застоя и музыкального штиля, поведал нам о начале своего творческого пути, отношению к театру и мюзиклу «Бал вампиров», в частности.
Вы уже давно занимаетесь театральным ремеслом, как вообще это для Вас началось?
Ростислав: Это первый вопрос? (Смеётся) На меня повлияли родители, моя мама — артистка, папа тоже творческий человек, учился в консерватории, но не закончил, пошёл работать, чтобы обеспечивать семью. Моя бабушка дирижировала в народном оркестре в Забайкалье. Они невольно стали для меня примером, но поначалу я не хотел быть артистом музыкального театра, да и вообще, как все парни в переходном возрасте, не знал, кем я буду. Но точно не артистом (смеётся)! Я тогда уже знал, кем я точно не буду, но не знал, кем хочу стать. Судьба как-то сама меня к этому привела: после того, как я окончил школу, я подрабатывал в театре, в котором работала моя мама: сначала вахтёром, потом актёром-стажёром, а после подумал – ну а что я могу ещё? Я даже учился в училище на автослесаря по совету мамы, чтобы определиться в выборе профессии.
А не хотелось ли Вам стать рок-звездой?
Ростислав: Ну, в какой-то период, конечно да (смеётся), даже не знаю, я с детства увлекался музыкой, у зеркала пел под «ABBA», «Boney-M», «The Beatles», с веником в руках вместо гитары. Не могу сказать, что я прямо видел себя в роли звезды, но да, конечно мечтал об этом. Пение мне вообще всегда казалось чем-то особенным, чем-то вроде таинства или молитвы, когда ты разговариваешь с кем-то там, наверху. Это как чувство влюблённости, когда у тебя нет границ. И сцена, она, своего рода, единение с Богом, диалог, за которым наблюдают из зала.
Ваш артистизм проявлялся в детстве? Вообще, Вы сильно изменились с тех пор?
Ростислав: В детстве я не отличался ответственностью, например, касательно уроков и учёбы, и я до конца не понимаю, как я вообще смог стать артистом, во мне происходит постоянный самоанализ: я сочетаю в себе так много качеств, что в каких-то определенных обстоятельствах сам себе удивляюсь. Особенно это заметно при общении с детьми: если в со взрослыми я часто бываю закрытым и не хочу особо выделяться, то с детьми, у которых обычно нет каких-то стереотипов, клише и ярлыков, я чувствую себя свободным. Могу не переживать, кто, что и как обо мне подумает, и потому веду себя естественно. Во взрослом мире всем не угодишь. И вот, наверное, в моей профессии меня и прельстило то, что на сцене я могу быть, кем хочу: археологом или космонавтом, так сказать, поиграть в вариации жизни. Например, я мечтал быть ветеринаром, но это большая ответственность: выбрав такую профессию, нужно и дальше следовать своему долгу. А театр – это, своего рода, игра в жизнь.
Зрители не раз говорили о том, что Ваши герои имеют свой неповторимый стиль. Есть ли у Вас универсальный способ знакомства с новой ролью?
Ростислав: Самое первое, с чего я начинаю — я представляю себя в предлагаемых обстоятельствах, например, если бы я был на самом деле Джинном. Существует такой термин – «органика», его сложно объяснить, но об актёрах говорят «этот актёр органичен, а этот не очень», только теория здесь у каждого своя, ты лишь соглашаешься или не соглашаешься с мнением учителей. У моего мастера, Романа Григорьевича Виктюка, есть своя методика, которую я с годами пытаюсь понять: он сразу кидал людей в те или иные обстоятельства, примерно, как детей учат плавать, — и тут уже как пойдёт, выплывешь – не выплывешь. Грубая такая аллегория (смеётся), например, мастер дал нам пьесу Н.Н. Евреинова «Весёлая смерть», чтобы мы её сразу играли, а нас проверяли на деле, и там уже было видно, кто как справляется.
Не возникает ли конфликта между Вами и героем из-за различности характеров?
Ростислав: Конфликт есть всегда. Без конфликта нет ни развития, ни персонажа, ни актёра. Мой первый опыт работы в мюзикле был ярким тому примером: роль Гастона в мюзикле «Красавица и Чудовище» — самовлюблённого эгоиста, местного «героя», который «себе на уме». Мне нравился Гастон в мультфильме — при весьма интересной вокальной партии и характерной разноплановости, он вызывал чувство ироничной снисходительности. Но, явив истинного себя, он становится отталкивающе ужасным, истинным чудовищем, монстром, антиподом Чудовища-Принца. Это, несомненно, конфликт! Отрицательный герой почитается толпой, возводится в лидеры. Добро же облекается в одежды истинного зла и преследуется. Эта несправедливость вызывала очень неоднозначные чувства: «Почему же так?!» Мне хотелось быть на месте Чудовища-Принца, он гораздо ближе мне по мировоззрению, духу, нежели Гастон.
Существует ли среди сыгранных Вами ролей такой персонаж, которого сложно было воплотить?
Ростислав: Конечно! Джекилл и Хайд — именно эта роль на сегодняшний день и есть самая сложная из всех мной сыгранных! И немалых трудов стоило мне её воплотить. Можно сказать, что это – «роль в квадрате» — настоящая мечта для артиста, два образа в одном спектакле. Ценнейший опыт и сложность исполнения делают её привлекательной и пугающей одновременно, но результат того стоит.
Есть ли у Вас любимый герой среди сыгранных Вами?
Ростислав: Для меня странно делать такой выбор, я люблю всех своих персонажей, за всех благодарен судьбе, хотя больше тяготею к позитиву, так как нам этого не хватает по жизни, к доброму Джинни, например. Хочется быть волшебником и заставлять людей смеяться, но, в то же время, хочется делать так, чтобы люди задумывались о важных вещах, не уходя, конечно, в пессимизм, чтобы смотрели на всё с улыбкой.
А как чувствовали себя в роли графа Фон Кролока?
Ростислав: О, это отдельная тема. Эта роль оставила отпечаток на моей жизни, и не только её характером. В Петербург я приехал именно ради роли Кролока, ради этого образа, в который я влюбился ещё в Москве. С мюзиклом меня познакомила моя подруга из Германии, и я сначала подумал: «Ой, что же это такое, какой-то немецкий мюзикл про вампиров, что за бред!». Но, прослушав спектакль во второй раз, я влюбился в музыкальный материал, в сам образ графа. Если прототип графа фон Кролока — граф Дракула, персонаж глубоко драматичный, то сам Кролок — существо, которое помнит свою человеческую жизнь, пытается сострадать, хочет, чтобы ему было стыдно. На самом деле, Кролок лишён чувств, но воспоминания о них хранятся в глубине его памяти, и, моделируя их, он пытается ощутить себя живым. Интересно было «примерить» на себя его жизнь.
Вы сказали, для Вас герой был очень важным, лично Вас изменил Кролок?
Ростислав: Каждая роль формирует и меняет меня. Я словно прошёл некий обряд инициации, стал немного другим человеком. Этот мюзикл сам по себе очень сильная вещь, существует даже своего рода культ Кролока в Европе. Но я всегда видел в нём, прежде всего, человека, потому, что как артист, переживал эту роль, делал героя несколько психологичным. В понимании образа мне помог культовый для меня артист, первый исполнитель роли Графа фон Кролока — Стив Бартон. Кролок, он — как будто просто мужчина, играющий свою роль на людях, когда встречает Профессора и Альфреда, заманивает Сару, это своеобразная игра в кошки-мышки.
А кого ещё Вам хотелось бы сыграть?
Ростислав: Наверное, я ограничу себя, если скажу о каком-то определённом персонаже, поставлю точку, поэтому я буду благодарен судьбе за каждую роль. Ведь нет маленьких ролей, в каждой роли можно что-то найти. Я просто хочу делать своё дело на достойном уровне и приносить радость зрителям и себе. Хотелось бы просто играть и оттачивать свои профессиональные навыки. Однако, есть мюзиклы, в которых я мечтал бы сыграть: «Les Misérables», «Chess», «Sweeney Todd», это, конечно же не всё, но весь список я выдавать не буду (улыбается).
Говоря о постановках: где Вы себя чувствуете комфортнее в драме или комедии?
Ростислав: Отвечая на этот вопрос, повторюсь: я разный, не могу сказать, что мне ближе. Веселить людей, конечно, сложнее, но и заставить плакать — тоже трудно. В любом случае, нужно вкладывать душу, всё переживать, ведь если ты сам не веришь во что-то, тебе не заставить в это поверить и других. Поэтому, всё по-своему сложно. Иногда переступить через себя трудно, сложно быть весёлым, когда тебе грустно, и наоборот. Меня мало кто знает таким, какой я есть на самом деле: по жизни я, возможно, грустный, смурной, иной раз даже злой, но я стараюсь быть таким, каким я хотел бы быть. Но то, как зритель воспринимает меня и моих героев, делает мне честь и делает меня лучше.
Скоро возобновляется показ мюзикла «Бал вампиров», как Вы себя чувствуете перед этим событием?
Ростислав: Я очень этому рад, у меня словно открылось второе дыхание, будет кое-что новенькое, жду – не дождусь, когда начнётся подготовка. В отношении к «Балу вампиров» у меня эмоций больше, чем логики. Когда игра доходит до автоматизма, пока ты долгое время играешь одну и ту же роль, это нечестно по отношению к искусству, живущему в нас. Поэтому и хочется привнести что-то новое. Мной отторгается такая система, когда каждый спектакль ты играешь с математической точностью. Мы же каждый день делаем уйму вещей «на автопилоте», например, зубы чистим, чай пьём, но всё равно каждый раз делаем это по-другому (смеётся). Так что, и «Бал вампиров» мы сыграем по-новому, освежим его.
Как Вы относитесь к модернизации театра? К сочетанию несочетаемого в постановках?
Ростислав: У нас в стране всё ещё социальный театр. Иногда капитализм, желание наживы, убивают в театре душу. Как и в литературе: пишут, идя на потребу примитивизма, это всё убивает культуру, этику: разрушаются основы, которые закладывались веками. Сейчас ценности меняются, так резко, словно лодка, которая была на плаву, вдруг резко переворачивается. Может быть, каждое поколение переживало такие перемены, но сейчас всё слишком динамично меняется во всех сферах жизни, и, в частности, в театре. Лично я выступаю за сохранение культурных традиций, в том числе, и театральных. Желание заработать — это хорошо, но часто убивает идею, которая сокрыта в работе на подмостках. Увы, нами сейчас правит потребительское отношение. Вообще, человечество удивляет и огорчает меня, потому, что оно себя убивает, оно может быть одновременно и гениальным, и примитивным. Я люблю синтез, но исключительно при условии гармонии, искусство должно нести мысль, а не только развлекать.
После того, как Вы делитесь со зрителем позитивом и светом, что Вы оставляете себе?
Ростислав: Бывают такие дни, когда отыграл спектакль и понимаешь, что был нечестен, есть претензии к себе, и тогда даже не хочется выходить к поклонникам на служебку, но, если выходишь — видишь людей, которые счастливы уже потому, что ты пришёл. И сразу заряжаешься энергией от них, оттого, что я могу являться для них источником положительных эмоций. Тогда все силы, которые были затрачены на спектакле, возвращаются — это ведь духовная пища. Подаришь немного добра одному человеку, а тебе потом в три раза больше вернётся, и получается настоящая прогрессия любви. Это закон жизни. Я люблю своих поклонников.
И напоследок, не поделитесь ли с нами своей формулой оптимизма?
Ростислав: Нужно прежде всего верить в себя, в свои силы. Уверенность помогает вершить великие дела, а когда знаешь, что Кто-то ещё верит в Тебя, это заставляет переступать рубеж возможного, даёт силу для новых подвигов. Нужно делать над собой усилие, чтобы чётко представлять свои цели и пути их достижения. Это знание и определяет уверенность в себе. А что касается оптимизма — это моё лучшее средство от всех болезней, это вечный двигатель, заводящий сердца добрых людей. Лучшая защита от надменных скупердяев и лишённых нравственно-моральных принципов эгоистов и хамов. А вообще, Друзья, почаще улыбайтесь, так как на реалии жизни нельзя смотреть без улыбки на устах. Всем всего самого доброго!
Над интервью работала Ирана Наджафова
